19 век

Дорогие! Интересна история нашей обители! Ознакомьтесь, чтобы знать, куда привел Вас Господь.

Наступает 1802 год. Митрополит Платон переводит игумена Мелхиседека в Серпуховский Высоцкий монастырь с возведением в сан архимандрита. Со слезами покидал старец благоустроенную им обитель, меняя тихие рощи и луга на шумный торговый город. Он просил лишь о том, чтобы разрешили ему, когда не будет уже сил управлять Высоцким монастырем, окончить жизнь в любимой Екатерининской пустыни, а если и этого не дано будет «по грехам его», то быть хотя бы там похороненным.

фото

Место упокоения игумена Мелхиседека

Он и был погребен на месте, которое сам указывал, — в старом храме монастыря, в приделе во имя преподобного Сергия. Тело старца, скончавшегося в 1813 году, несли из Серпухова на руках богатые и именитые граждане в сопровождении чуть ли не половины жителей города. На чугунной плите, возложенной благодарной братией на его могиле, архимандрит Мелхиседек назван «обновителем» Екатерининской пустыни.

Война 1812 года не причинила обители особого вреда. Ворвавшиеся в Екатерининскую пустынь «безбожники-французы» лишь постреляли немного по колоколам. Беда пришла позже…

В начале XIX века пустынь посетил настоятель Ростовского Юрьевского монастыря архимандрит Фотий (Спасский), славившийся необычайной щедростью. Все драгоценные подарки своей духовной дочери графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской — кресты, четки, посохи с золотыми набалдашниками, меха, бархат, экипажи, рысистых лошадей с Хреновского завода — он рассылал по бедным монастырям и церквам с требованием «обратить приношение на нужды и поддержание храмов». Горя желанием помочь обновлявшейся Екатерининской пустыни, архимандрит Фотий снял с себя наперсный крест, украшенный бриллиантами, и передал его настоятелю «на поддержание монастыря и на нужды братии». Но дар архимандрита Фотия, оцененный в девять тысяч рублей ассигнациями, не был употреблен в дело, а почтительно хранился в ризнице монастыря. Лет тридцать спустя драгоценный крест был вынут из ризницы и с благоговением водворен на чудотворную храмовую икону святой великомученицы Екатерины.

Слух о драгоценном подарке дошел до Москвы, где в те времена «в изобилии водились предприимчивые молодые люди, славящиеся очищением кладовых, лавок, богатых домов и даже храмов Божиих». Летом 1835 года под видом смиренных богомольцев явились они в Екатерининскую пустынь. Жили в монастыре, исправно выстаивали долгие монастырские службы. И, дождавшись грозовой непогожей ночи, под оглушительные раскаты грома взломали пудовые соборные замки — «хранила». Но драгоценного креста на месте не обнаружили. Настоятель монастыря, как бы почуяв беду, вечером снял крест с иконы и отнес его к себе в келью. Разочарование, постигшее ночных посетителей, не помешало им утащить золоченую серебряную чашу для Святых Даров, обложенное серебром напрестольное Евангелие, сорвать с икон драгоценные ризы и оклады, взять много других ценных вещей. На этом святотатцы не успокоились. Они подкинули настоятелю письмо, в котором сообщали, что являлись в монастырь исключительно для «благоприобретения Фотиевского архимандричьего креста и сожалели, что его не оказалось на месте…»

Тридцатидевятилетний иеромонах Мисаил, постриженик Николо-Берлюковской пустыни, принявший руководство Екатерининской пустынью в 1842 году, был вторым из ее наиболее выдающихся строителей и обновителей. При нем монастырская ризница пополнилась богатой утварью: иконами, сосудами, дорогими священническими облачениями. При нем же были вызолочены главы и кресты на соборном храме и колокольне, построены два корпуса братских келий у западной стены монастыря, две гостиницы, одна деревянная, другая по первому этажу каменная, сооружены почти все хозяйственные постройки, в перестроенном виде дошедшие до наших дней.

О трудолюбии отца Мисаила ходили легенды: настоятель сам носил кирпич для строительства, песок или воду рабочим. Особой его заботой была дорога, проложенная от пустыни к усадьбе Суханово — владениям князя Петра Михайловича Волконского. Нередко настоятель сам отправлялся подправлять ее с лопатой в руках. Простота и смирение отца Мисаила снискали ему любовь не только братии. Москвичи, жители Серпухова, Подольска и окрестных сел помогали монастырю щедрыми вкладами. Гостеприимство настоятеля даже в те далекие времена казалось патриархальным. По окончании литургии он становился у дверей церкви, и, низко кланяясь, приглашал всех богомольцев, знакомых и незнакомых, к себе на чай: «Надо-надо посетить старца. У меня и самоварчик давно кипит».

Но скоропостижная смерть на пятьдесят первом году жизни оборвала труды отца Мисаила и многие его проекты оставила незавершенными…

В те же годы в Екатерининской пустыни подвизались два старца, памятные лишь местным богомольцам, передававшим из поколения в поколение рассказы о них. Старцев-иеромонахов звали Иаков и Нифонт, оба они были родом из Рузы. Старец Иаков, будучи казначеем монастыря, чаще других вынужден был погружаться в мирские заботы. Зато ночи он проводил без сна — в молитвах, чтении Священного Писания и творений святых отцов. Он был замечательным наставником, на беседы к нему приходили и приезжали издалека — «верст за 100, а то и за 200», уточняет «Историческое сказание».

Иеромонах Нифонт стал послушником Екатерининского монастыря в 1812 году, в 1813-м был пострижен в монахи, а в 1818 году рукоположен в иеромонахи. Он отличался необычайным подвижничеством: не пропускал ни одной службы, исполнял с любовью и смирением всякое послушание, для сна уделял не более двух часов, остальное время, «стоя у налойчика, читал Псалтырь со слезами».

Нестяжательность старца Нифонта доходила до крайности: в келии его находилось всего две-три иконы, перед которыми «стоял налой, прикрытый ветхой епитрахилью, небольшой столик с табуретом около него и в углу свернутый весь истертый узенький войлочек для отдыха на березовом полене вместо подушки. При входе у дверей келии на гвоздиках висели келейная мантийка, заплатанная мухояровая ряса и толстый фланелевый клобук».

Никого старец не обременял просьбами; даже в тяжкие дни болезни сам через силу вставал и шел за тем, в чем была надобность, а если уж вовсе не мог подняться с одра болезни, то лежал и тихо молился. Будучи почти девяностолетним старцем, отец Нифонт, утомляясь на вечерней молитве, стал иногда просыпать полунощницу. Как же он страдал тогда! В тот день он непрерывно плакал в своей келии пред ликом Спасителя, вымаливая себе прощение, не принимал пищи и питья по трое суток, а зимой в трескучие морозы в наказание себе «по три дни не топил печь в своей келии». Старец Нифонт прожил в Екатерининской пустыни свыше пятидесяти лет и в 1868 году с радостью отошел ко Господу…

В 1864—1869 годах была построена Южная (или Московско-Курская железная дорога), что намного упростило сообщение между Москвою и пустынью, но ненамного увеличило число паломников. От «полустанции» Бутово до пустыни надо было добираться еще шесть верст. Дорога проходила мимо имения Волконских Суханово.

В ризнице монастыря как дорогие реликвии хранились два знамени с вышитыми вензелями императора Александра I на одной стороне и двуглавыми черными орлами на другой — участники Отечественной войны 1812 года и Бородинского сражения. Знамена были принесены в дар самим князем Петром Михайловичем Волконским, фельдмаршалом, бывшим долгие годы министром Высочайшего Двора, личным другом и «неразлучным спутником» императора Александра Павловича.

Удивительное дело! Загородный дворец князей Волконских был доступен для осмотра любому. Автор «Исторического очерка о Екатерининской пустыни» даже настоятельно советовал всем направлявшимся в пустынь богомольцам «посетить палаты князей Волконских, где много предметов, достойных внимания по великолепию своему, редкости и воспоминаниям историческим».

После строительства Московско-Курской железной дороги главный въезд в пустынь переносится с северной стороны на южную. Там же, за южной стеной и гостиницами, располагалась и ежегодная ярмарка «на Петра и Павла».

Въезд в монастырь украсили чугунными решетчатыми воротами. Слева от ворот взамен прежней деревянной обветшавшей часовенки выстроили новую каменную, где открыли иконную лавку, товары в которую поступали усердием безвестной благотворительницы из Москвы. Народное предание утверждает, что именно на этом месте стоял Царский шатер Алексея Михайловича. Слева от ворот была поставлена каменная сторожка с двумя келиями для монахов-вратарников; параллельно зданию церкви — двухэтажный каменный корпус: внизу — братская трапезная, кухня и келии для трапезного повара и его помощников, наверху — комнаты настоятеля, несколько братских келий и рухольная. На западной стороне стояли два красивых корпуса братских келий, а севернее, в самом углу, — одноэтажный каменный флигелек с внутренним садиком перед ним, огороженный красивой решеткой. Этот хорошенький домик, скорее всего, был предназначен для приема и отдыха высоких гостей. Все хозяйственные строения, находившиеся в восточной части монастыря, были совершенно скрыты от посетителей разросшимся фруктовым садом. Там же находился пруд, который в конце века был отменно вычищен и даже выложен мрамором. За зданием келий ближе к южной монастырской стене располагались дровяные сараи и склады.

«Пустынь зданиями не бедна, — констатирует монастырский летописец в конце XIX столетия, — все каменное, крытое железом, даже скотный двор за монастырской оградой». На скотном дворе имелись помещения для коров и лошадей, экипажей, телег, саней и «землепахотных орудий».

Через тридцать пять лет после открытия Курской железной дороги, в 1899 году, началось движение поездов по Рязанско-Уральской (ныне Павелецкой) дороге, на участке Москва — Кашира. Тогда же приступили к строительству дачного поселка Расторгуево на землях купца Павла Александровича Расторгуева. От железнодорожной станции до монастыря было теперь всего два километра по лесной тропе. Позже здесь встала улица Монастырская (с 20-х годов — Кооперативная).

Но вернемся в 1870 год.

С 1870 года по 1891-й пустынью управлял иеромонах (впоследствии игумен) Арсений. При нем наладилось пришедшее в упадок богослужебное пение, которое было теперь «большею частью столбовое, а частью своеобразное» и исполнялось, несмотря на малочисленность братии, «весьма недурно». Игуменом Арсением была обновлена и освящена в 1888 году старая церковь во имя святых апостолов Петра и Павла, расширено хозяйство. Годовые доходы обители возросли до шести тысяч рублей серебром. За труды настоятель был награжден наперсным крестом. Но пошатнувшееся здоровье заставило его подать прошение об уходе на покой. Последние три года жизни провел он в монастыре, находясь в уединении и молитве, и тихо окончив свои дни, был похоронен в 1894 году в монастырской ограде. При строителе иеромонахе Стефане, настоятельствовавшем в 1891—1893 годы, была осуществлена перестройка главного соборного храма. Работы по отделке обновленного храма велись следующим настоятелем иеромонахом Вассианом (1894—1902). При нем в 1894 году собор был освящен архимандритом Николо-Угрешского монастыря Валентином, и впоследствии расписан. В те же годы была расписана и освящена надвратная церковь. Несмотря на отлично налаженное хозяйство, братия пустыни вела аскетический образ жизни. Братские келии поражали паломников внешней непритязательностью, даже убогостью убранства. Большинство монахов были люди преклонного возраста, «давно свыкшиеся с глубоким уединением пустыни и с ее строгими правилами», проводящие жизнь в молитвенных трудах и наставлениях пастырских…